Глава 16. Нелепый уход

1 сентября 1581 года войско Ермака отплывало из Чусового городка, последней строгановской крепости у неведомых подкаменных земель.
    Народу собралось 840 человек. Тут была вся шайка самарская в 540 казаков да 300 штук строгановского войска – остатки немцев, шведов, литвы, русских и татар. Несколько человек кое-как знали дорогу и понимали туземные языки. Путь лежал вверх по Чусовой. Сорок новеньких стругов, спешно срубленных за лето, были загружены провизией, оружием, прочим дорожным припасом. С десяток коней боязливо вступили поодиночке в шаткие кораблики и сразу сели на ноги.
    В одном из стругов разместился Ермак. В носу его судна стоял большой деревянный ящик, обшитый парусиной. В нем сберегалась от постороннего глаза «золотая» клеть.
    Ермак клял царя за доверчивость и дурь. Ну, какая этой глупой Птице разница, где сидеть. Неволя всякая не мила! Хоть ее трижды позолоти. Уж дома пересадили бы Птицу в золотую клетку, а хоть и в алмазную. А теперь придется присматривать, как бы братики волжские про злато не узнали, да на царский груз не позарились. Из-за ящика сократилось место в передней части струга, и гребцов в него могло поместиться только четверо – позади мачты. Поэтому загрузка общим скарбом была уменьшена, и в носу наготове лежал моток толстой веревки для сцепки с передним стругом, чтоб выдюжить против течения в безветренную погоду...
    По здравому рассуждению сентябрьская отправка была еще большей дурью, чем царское хотение-веление. Такие походы в те времена даже на юг, в Крымские здравницы начинались по весне – в военном месяце марте, чтобы успеть по зеленой травке-кормилице добраться туда, и до льдов-холодов вернуться обратно. Кто жив будет. Так это, если в Крым, хорошо известными, топтаными дорогами. А в Сибирь? Ну ладно, немец, француз, поляк – эти неразумные народы перли к нам от незнания здешних погод. Но Ермошка-то был калач тертый, в муку молотый, копьем колотый, чего он полез?
    В сентябре Кама уже стынет, Чусовая, Серебряная, Тура, Тобол – того пуще. В октябре в тех краях уж зуб на зуб не попадает. А в ноябре-декабре? Природное чутье русскому человеку подсказывает, что самый лютый холод налетает зимой с северо-востока; значит там, за Камнем его логово и есть. Идти с осени в это ледяное царство можно или ненадолго, месяца на два, или насовсем – от беды великой. Когда ждать Марсова времени нельзя, опасно для здоровья.
    Ермак и Строганов не идиоты были. Планировать блицкриг им бесноватости не хватало. Если бы Семку в эту весну на Москву не сволокли, то в апреле Строганов с Ермаком и войском уже шагали бы меж камней уральского Пояса. А теперь надо было бы переждать до следующей весны, - очень уж птичьи дела затормозили отправку. Но грамота царская написана, пожалована, сроки в ней стоят неоспоримые.
    И были две другие причины столь скоропалительной рубки канатов. Первую, птичью-девичью я вам, как смог, доложил. А теперь и последнюю, более понятную, разъясню.
    Был у Ермаковских корешей, как вы помните, застарелый конфликт с пермским воеводой. Конфликт возник случайно, без злого умысла, от обычной воровской жизни. Давнее пленение Василия Перепелицына, беспривязная его зимовка казались волжанам сущими пустяками.
    Ну, пригласили человека в гости, а тут дождь прошел, дорога испортилась или последняя электричка убежала, вот и остался переночевать. Не били, голодом не морили, в железо не ковали, от баб не отгоняли. Вино подносили с полупоклоном. Чего ж еще надобно?
    Но Василий озлобился. Хоть и получил, благодаря братству, Пермское воеводство, а дулся на казаков. Очень не любил, когда они по Перми не таясь гуляли. Это инстинкты у русских чиновников от веку таковы, надуваться за оскорбление погон. Мало-помалу ермаковцы поняли: им с Васькой не жить.
    Особенно здорово получилось, когда в мае возвращались с Волги от царя. Едва сошли в Перми на пристань передохнуть, перекусить, как поскакал от сторожевой будки взлохмаченный всадник. К Василию порысил, доложить о гостях надоедливых.
    Тут еще Святой Порфирий решил выслужиться перед бывшим начальством, поволок казаков в церковь для благословения пути великого, дороги дальней. Пошли. Поблагодарили Господа за удачное избавление от царской неожиданности. Заодно помолились за сухость пороха, остроту железа, крепость сыченых и перегонных вод. За опасение от всяких напастей.
    Групповая молитва легко взлетела до Неба и немедленно возвратилась искомой благодатью - на выходе из храма наших уже ждали. Развязный капитан немецкого производства стал интересоваться, кто такие с оружием ходят, едва его in die Kirche не заносят? Ермак и прочие игнорировали молодца, прошли сквозь него, едва не затоптав. Двинулись к насиженному кабаку. По другой стороне улицы последовало сопровождение - десятка три стрельцов с холодным оружием и горячими приправами к нему.
    Зашли в кабак. Подняли плошки за великого государя, царя и великого князя, Иван Васильевича, Русии самодержца, владимерского, московского, новгородского... - Святой Порфирий поминутно сверял тост с жалованной грамотой и предложил выпивать по каждому пункту отдельно, а на словах «всея Сибирския земли» пить братину из общей ендовы, но Боронбош грамоту у Святого отнял и загундосил дальше скороговоркой, ибо выпить не терпелось. Глас Боронбоша и вид неведомой бумаги повлекли подозрения наблюдателей. Колдовство! – очевидное и ушеслышное!
    Поэтому из кабака выходу не оказалось. Стрелецкий взвод сидел перед дверью на одном колене. Стрельцы расположились дугой. Шведские аркебузы торчали в сторону двери, как спицы в колесе. Второй ряд краснокафтанников стоял и держал пики в полупоклоне, чтоб не мешать передним целиться. Давешний капитан нервно бегал по дуге за частоколом пик.
    Хорошо, что первым всплыл на поверхность Никита Пан. Хорошо, что на Никите был камзол московского покроя. Хорошо, что Никита подхватил государеву грамоту у павшего в неравной схватке с Ивановым титулом Боронбоша. Хорошо, что она торчала у него из накладного кармана.
    Оценив ситуацию, Никита обнажил грамоту и заорал на гарнизонных майорским, да нет! - генеральским рыком:
    - В государево имя целиться?! В тверьского, югорского, пермьского, вятцкого, болгарского и иных царя метить?! Сгною, холопы! За Камень загоню!
    Капитан замер на полушаге. Концы стволов у передней шеренги опали в заблеванный песок, пики задние откачнулись удивленно. Но проходу пока не было.
    Пан попер на тыловых грудью.
    - Пока ваши братья проливают кровь за родину-мать, вы, мать вашу, тут на осетрине отъедаетесь? Ливонской шрапнели не нюхали? Уши порежу! Языки вырву!
    - Ы досы! - Боронбош показался в дверях и проделал свой абордажный трюк. Он сорвал черную повязку с носовой впадины и оскалился на солдат щербатой пастью. Такое зрелище не раз помогало Боронбошу обездвиживать речную добычу. Вот и теперь стрелецкая молодежь сломалась. Пара салаг-копейщиков рухнула в обморок.
    Передние мушкетеры стали пятиться раком, не вставая с колен, многие упали, запутавшись в полах кафтанов. Копейщики тоже расступились. Капитан съежился один на один с новгородцем.
    - Weg! Zuruck! Zum scheise gehen! - выпалил Пан все, что знал по-немецки. Тут и Порфирий подоспел. Он с приторной улыбочкой стал ходить среди рассеянного строя и ласково сокрушаться, как же вы, воины, государевых людей московских не распознали?
    Взвод уже собрался топать восвояси, но появился бледный человек с мутными глазами. Стрельцы восстановили строй. Они пока не целились, но стояли напряженно. Человек жестко подошел к Пану, взял у него бумагу, медленно прочитал. Побелел еще больше. Вернул бумагу, удалился. Стрелецкое войско без команды замаршировало вслед за ним.
    - Кто таков? - спросил у кабатчика Пан.
    - А тоже московский человек. Стряпчий Биркин. К воеводе Василию для крепости приставлен. Учет земных солей, желез, меди ведет. Чтоб доход с них мимо Москвы не сплывал.
    Казаки пошли к лодкам, отчалили без помех, и уже через день сушились в Чусовом. Со смехом вспоминали выступление Пана и Боронбоша, но осадок остался неприятный. Последней каплей на посошок дорожный капнула пермская стычка.
    Поэтому 1 сентября отплыли без сожаления, с облегчением даже.
    Те, кто остался на берегу в Чусовом, по большей части завидовали путешественникам. Жизнь обывательская в те времена очень скучна была. Одно развлечение случалось – война. Но на это представление лучше смотреть со стороны.


Оглавление
на Главную страницу
на Главную

© Sergey I. Kravchenko 1993-2022
eXTReMe Tracker