В сумрачной спальне двое. Мальчик лежит на высокой резной кровати. Женщина сидит в кресле у изголовья. Вечернее время течет медленно, свеча горит ровно.
    - Расскажи мне, Графена, о птицах.
    - Птицы, батюшка, бывают разные, - начинает женщина, - голуби, воробьи, вороны. Голуби на Русь мудрость и веру принесли. Вот слушай:
     «Восходила туча сильная,
    Туча сильная да грозная,
    Выпадала книга Голубиная,
    И не малая, не великая:
    Долины книга сороку сажень,
    Поперечины двадсяти сажень.
    Ко той книге ко божественной
    Соходилися, соезжалися
    Один сорок царей со царевичем,
    Другой сорок князей со князевичем,
    Да сорок попов, сорок дьяконов,
    Много люду, народу мелкого,
    Християнского, православного,
    Да никто ко книге не приступится,
    Никто к Божией не пришатнется...»

    - Не-е, я эту сказку знаю…
    - А что ж ты в ней знаешь?
    - А вот: «Ерусалим-град – всем градам отец... Опричь царства Московского»!
    - Ох, ты, свет мой, - истинный царь! Самый корень тянешь! – улыбнулась женщина ласково и грустно.
    - Лучше ты, Графена, о русских птицах сказывай, - мальчик лег на бок.
    - А русских птиц, Ванюша, бывает всего три – Сирин, Алконост да Гамаюн, они нам, русским людям, самые главные.
     «Мамка» Аграфена, сестра фаворита царицы Елены боярина Оболенского-Стриги поправила подушку, подоткнула одеяло у ног мальчика и стала медленно, туманно выводить сказку, почти петь.
     «Птица Сирин, как дева крылата.
    Поглядит на тебя – залюбуешься,
    Запоет тебе – задивуешься,
    А крылом взмахнет – за собой сведет...»
    - Как русалка?
    - Как русалка.
     «А друга-то птица добрая – Алконост.
    Как падут на Русь годы грозные,
    Да найдут на град люди черные,
    Да нахлынут на брег воды темные,
    Да и муж жену побивать начнет,
    То снесет Алконост яйцо малое,
    Яйцо малое – золоченое.
    И зароет яйцо да под горенку,
    Да под лесенку и под спаленку,
    Так и муж с женой поцелуются,
    Помилуются да помирятся,
    Не на шесть часов – на шесть месяцев,
    На шесть месяцев со неделею.
    А зароет яйцо во сырой песок,
    Во сырой песок моря бурного,
    Так и море то успокоится,
    Успокоится да разгладится,
    И уляжется не на шесть недель,
    А на шесть годков с половиною.
    А зароет яйцо посередь двора,
    Да у терема государева,
    Так минует Русь лихо черное,
    Не на век минет, а на шесть веков!»
   
    - Не хватит яиц, - сонным голосом пробормотал Ваня.
    - Как, не хватит? – встрепенулась Аграфена.
    - На всех не хватит, - на мужа, на жену, на море, на царя, на Русь, на меня да на тебя. Иль тебе не нужно?
    - Нужно, сударь, ох, нужно! – задумалась девушка, пришлось Ване ее в бок толкнуть:
    - А Гамаюн?
    - Гамаюн птица веселая, про нее на ночь сказывать нельзя, не уснешь.
    - Ну, скажи, хоть немножко, как ее вызвать?
    - Ее не зовут. Она на Руси всегда рядом, невидимо летает. Как где выпьют меда сыченого да вина зеленого, так и запоют да запляшут. Это Гамаюн чудит. Он и пьяного развеселит и трезвого обнадежит. Пока Гамаюн по-над Русью летит, земля наша стоит. Стоит, не клонится.